Выиграть глобальный марафон за инвестиции

– Николай Владимирович, отчего экспортерам выгодна слабая национальная валюта? Как это состыковать с ростом национальной экономики? Или в горно-металлургической отрасли, которую вы представляете, иные обстоятельства?

– Если отталкиваться от законов экономики, то ослабление тенге нужно было не только экспортерам, но и производителям казахстанских товаров для внутреннего потребления. Как экономист, я осознаю, что многие и в разных отраслях сейчас желают повышения зарплаты. Но делать это без учета результатов работы предприятий нельзя. Где-то может быть рост, а на иных производствах не следует его допускать, чтобы сохранить трудовые коллективы.

Сегодня трудно всем. Не отрицаю, наша экономика зависит от доллара. Мы в действительности поняли, что у нас в экономике функ­ционирует доллар нефтяной, доллар металлический, вследствие продажи нефти и металлов. Нам всем следует научиться заниматься производственным бизнесом и понимать, что только поддержка единой политики Президента может нас продвинуть к наращиванию потенциала.

Для появления новых производств сейчас созданы все предпосылки. Я полностью поддерживаю поручение Главы государства выдавать кредиты в тенге. Правительство сейчас актуализирует программу ГПИИР, создает стимулы для инвестиций как в малый, средний, так и в крупный бизнес, снимает административные барьеры.

Нельзя сказать, что прибыль предприятий ГМК резко выросла с плавающим курсом национальной валюты. Главное, что мы сохранили поставки продукции на рынках сбыта, генерацию финансовых потоков, производственных объе­мов и занятость работников. О крупных прибылях говорить не приходится, но свободное плавание тенге оказало влияние на затраты: поставщики оборудования и техники поменяли ценники, что повысило стоимость инвестиций. Основные траты на кредиты и оборудование делаются в долларах, поэтому однозначно говорить только о прибыли и позитиве от слабого тенге не приходится, надо смотреть структуру затрат каждого предприятия. Но очевидно, что экономический рост Казахстана обеспечивается за счет свободного курса и поддержания на ходу крупных предприятий ГМК.

– Многие уже твердят о необходимости стабилизации тенге. Но как это сделать? Мы живем в условиях свободного курса…

– Да, нам нужна стабилизация тенге. Для этого следует легализовать производственный бизнес самозанятых, всячески благоприятствовать производителям материально-вещественного продукта. Именно он является основой укрепления тенге в будущем. Необходимо на 5–7 лет освободить от налогов новые предприятия, производящие реальные товары. Те производства, где строятся реальные фундаменты, стены, где устанавливается оборудование, производится казахстанская отечест­венная продукция. Им желательно обеспечить деятельность в режиме полных налоговых каникул. Дать возможность не платить за землю, за имущество, не платить НДС, не платить налог на прибыль. Позволить все имеющиеся средства вкладывать в развитие нового дела. Главное, чтобы они выплачивали заработную плату, а с нее пойдут налоги и социальные отчисления.

Надо всем признать, что мы, казахстанцы, жили не по средствам. Потому что тратили деньги Национального фонда, полученные за счет высоких цен на нефть. В 2015 году особую роль сыграла программа «Нұрлы жол», которая была предложена Президентом РК Нурсултаном­ Назарбаевым. Ее реализация обеспечила прирост новых рабочих мест и стабилизировала экономику в условиях мирового кризиса.

Для предприятий ГМК, для экс­портеров важно сейчас создать условия со стабильным режимом налогообложения. Инвесторы час­то интересуются: как просчитать внутреннюю доходность проекта по ГМК; как запустить какой-то проект в Казахстане; какова налоговая нагрузка; условия кредитования…

Президент в своем Послании указал, что в 2017 году будет введен налог с продаж взамен НДС. Следует понять механизм его взимания, уровень ставок для отраслей и в рознице. Надо разобраться с его влиянием на структуру затрат предприятий ГМК. Мы надеемся, что к весне получим четкую картину от финансово-экономического блока Правительства о том, как этот косвенный налог будет действовать через год.

– В стране идет реформирование экономики в соответствии с Планом нации «100 шагов». Понимаю, что ни о каких оценках сейчас говорить не надо, но попробуйте дать прогноз: какую экономику мы получим, осущест­вив задуманное?

– В программе Президента План нации «100 конкретных шагов» – отражение улучшения внутренней жизни страны, ее судебной, правовой, экономической, социальной сфер. Думаю, что мы получим рыночную по духу и содержанию экономику. В ней будет больше тенденций к демонополизации и снижению издержек, особенно крупными компаниями.

Мы уже видим, что психологически многие топ-менеджеры квазигосударственного сектора готовы снижать свои бонусы, быть гибкими во взаимодействии с рынком. Такая готовность вызывает доверие. Роль государства как основного двигателя экономики будет снижаться, будет увеличиваться его стабилизирующая роль через повышение качества регулирования. Мы ожидаем более активной роли Комитета по регулированию естественных монополий и защите конкуренции Министерства национальной экономики.

Приватизация предприятий даст больше свободы действий малому и среднему бизнесу. При этом экономика будет усложняться по своей структуре, координации и обмену между экономическими агентами. Начнут перераспределяться рыночные силы в пользу менее концентрированных кругов экономического влияния к новым источникам роста. Думаю, что вместе со стабилизацией тенге и перезапуском тенгового кредитования установится множественное равновесие в большинстве секторов. Рыночные игроки получат больше экономической свободы, кроме отраслей, где монополии естественны.

– А какая экономика у нас выстроилась сейчас? Насколько успешна, открыта, рыночна?..

– Отдельные комментаторы говорят, что наша экономика излишне открыта, либеральна и имеет небольшие торговые барьеры с внешним миром. Однако не стоит забывать, что уровень госучастия в экономике больше, чем в среднем по странам ОЭСР.

Полностью конкурентного рынка мы еще не достигли, для этого нужно время. Экономические игроки должны повзрослеть, набраться знаний и опыта, повысить квалификацию, чтобы принимать верные решения на основе предыдущих упущений и ошибок. В этом государство сейчас играет ведущую роль – дает больше доступа к информации, усиливает подотчетность госорганов, прислушивается к мнению бизнеса, передает предприятия в конкурентную среду, работает над привлечением инвестиций.

Рыночная экономика – это постоянный процесс, где важна также донорская роль банков и денежно-кредитная политика, чтобы кредитование не прекращалось. Мы учимся больше полагаться на экономические стимулы, нежели взывать к административным ресурсам.

Открытость нашей экономики возрастет в ВТО, и процесс либерализации поможет ускорить большее количество конкурентных игроков из-за рубежа. Успешность построенной нами экономики можно оценить через ее способность адаптироваться к резким изменениям.

– Вы работали главным антимонопольщиком страны в трех правительствах. Что, на ваш взгляд, следует сейчас сделать в этой сфере? Каково ваше мнение относительно мер по демонополизации экономики, которые были озвучены в Послании Президента?

– Президент абсолютно прав. Нам нужно больше конкуренции, больше рыночных отношений и дальнейшее решительное разгосударствление экономики. Мы должны принять и реализовать масштабную программу демонополизации. Так возникнет больше конкуренции в разных сферах, мелкие компании будут конкурировать между собой, это снизит затраты и, соответственно, цены. В конце 90-х годов, когда я возглавлял антимонопольное ведомство, мы разделили более 70 холдингов в рамках жилищной реформы, демонополизировав их деятельность. Для этого мы еженедельно собирались и выносили решение по разделению громоздких структур и передаче их в конкурентную среду.

Сейчас налицо факты, свидетельствующие, что наша экономика сформирована под нужды квазигосударственного сектора. Хотелось бы видеть более широкий перечень объектов приватизации. Меня радует, что Правительство упростило процедуру приватизации госсобственности. Но когда смотришь на перечень объектов приватизации, то ощущаешь, что на аукцион выставляют не самые лучшие активы, прежде всего в холдинге «Самрук-Казына». Следовало бы провести его масштабную демонополизацию, что привлечет частные инициативы в реализацию задач нынешних госструктур.

Программа демонополизации должна прежде всего создать условия для появления малого, среднего бизнеса на месте крупных квазигосударственных предприятий, получающих заказы от государства и финансируемых из бюджета. Кроме того, необходимо банкротить убыточные предприятия, не заниматься их финансовым оздоровлением, которое длится годами.

Полностью поддерживаю предложенную Президентом в Послании инициативу о выработке предложений для углубления антимонопольной деятельности. Отдельный закон об антимонопольном ведомстве нам действительно нужен. Возможно, здесь пригодится опыт России и ЕАЭС. Надо усилить антитрастовое законодательство и наделить большими полномочиями Комитет по регулированию естественных монополий и защите конкуренции Министерства национальной экономики.

– Каковы на данный момент условия для развития ГМК как системообразующей отрасли?

– Надо продолжать развитие ряда системных мер поддержки ГМК со стороны государства. По данным компаний, налоговая нагрузка в отрасли значительно выше, чем в других сравнимых странах. На глобальном уровне нам нельзя проиграть марафон за инвестиции. Но у нас практически конвейерный процесс изменения налогового законодательства, чему искренне удивляются иностранцы. Если есть неуверенность в размере отдельных налогов, то инвесторов сложно призывать вкладывать в ГМК Казахстана.

Опыт работающих предприятий показывает, что в последние годы финансовая нагрузка на них увеличивается. Мы полагаем, что налоговое регулирование должно быть заложено на фиксированный период в едином пакете. Это должен быть значимый компонент долго обсуждаемого Кодекса «О недрах и недропользовании», который закрепит статус налогов.

В отрасли, несомненно, требуется совершенствование трансфертного законодательства в соответствии с лучшими мировыми практиками. Это касается осуществления контроля только в отношении сделок между взаимосвязанными сторонами.

В нашем секторе считают, что в налоговой системе заложены высокие ставки на сверхприбыль и НДПИ, в особенности на низкорентабельные месторождения. Правительство выделило льготные условия для ряда таких рудников. Однако необходимо развивать работу в этом направлении. Кроме того, до конца не решен вопрос о том, будут ли облагаться НДПИ забалансовые руды.

Такие налоговые осложнения происходят на фоне растущей социальной нагрузки предприятий. Скоро они будут платить взносы обязательного медстрахования и дополнительные пенсионные взносы за своих работников. При том что часть социальных инвестиций компании ГМК выделяют в регионах, где заключают меморандумы с акима­тами. Такую практику, возможно, надо сопровождать налоговыми вычетами на республиканском уровне. Только за последние 3 года расходы предприятий горнорудного сектора на социальное развитие регионов и местной инфраструктуры составили 31,8 миллиарда тенге.

– Как бы вы охарактеризовали инициативу о фактическом введении дополнительных нагрузок на бизнес в рамках законодательства об офсетных соглашениях?

– Думаю, инвесторы с настороженностью отнесутся к этой инициативе. Возложение на недропользователей дополнительных обязательств в рамках проекта Закона РК «Об офсетных соглашениях» никак не соответствует мировой практике. В мире офсетные соглашения применяются в основном в сфере торговли оружием и военной техникой. Кроме того, новшество противоречит принципам ВТО. В связи с этим мы бы хотели попросить Министерство по инвестициям и развитию не распространять действие будущего закона на недропользователей.

– О насущности принятия Кодекса «О недрах» вы лично говорите не первый год. Вначале его принятие намечалось в 2014 году, теперь называется 2016-й. Есть, наконец, какие-то подвижки?

– Действительно, принятие Кодекса «О недрах и недропользовании» затягивается на несколько лет. Его рассмотрение планируется в Парламенте только в IV квартале 2016 года.

Для нас важен налоговый компонент, хотя на это имеются разные взгляды на предприятиях и в государственных органах. Летом мы проводили «круглый стол» по проекту Кодекса и внесли несколько десятков замечаний в черновой вариант, предлагаемый юридическими консультантами Министерства по инвестициям и развитию. Но в нем были учтены лишь несколько наших предложений. Не могу сказать более точно, поскольку обновленная версия проекта пока недоступна общественности и экспертам ОЭСР.

Без налогового компонента Кодекс о недрах не будет значимым для ГМК, поскольку важна налоговая стабильность. Требуется особый подход к налогообложению в урановой отрасли, там нет биржевых цен. Важна четкость по трансфертному ценообразованию, ведь его применение у нас отличается от мировых практик.

Кроме того, важен сам лексикон документа, так как он позволит разграничить этапы производства горно-металлургической продукции от «первичной переработки» до «добычи», установит определение «временных отходов», размы­тостью которого сейчас пользуются фис­кальные органы.

– В чем преимущество австралийского опыта, который мы собираемся привнести в отечественный Кодекс?

– Главный козырь австралийского опыта – в его открытости и стабильности налоговой нагрузки. Вкладывающая сторона знает, что налогообложение ни в коем случае не будет превышать установленный потолок. В австралийском кодексе упрощены процедуры получения прав на геологоразведку и недропользование. При этом нарастающая ежегодно ставка аренды стимулирует к действию. Упрощенные права на недропользование даются на малоизученные участки порционно, не более 1,8 квадратного километра в одном блоке. При желании предоставляется несколько блоков, но вкладывать и отчитываться надо по отдельности за каждый. Таким образом, законтрактованная территория комплексно охватывается изучением. Но главное, конечно, прозрачность. Мы видим, что сейчас государство перенимает этот опыт: стартовали открытые аукционы на недропользование и геологоразведку.

Также в Австралии отсутствует бонус коммерческого обнаружения, возмещение исторических затрат, налог на сверхприбыль и платежи за размещение эмиссии, если говорить о примерах лучшей практики для Казахстана.

– Чем помог съезд работников ГМК при принятии решения о наполнении Кодекса о недрах? Какие шли обсуждения?

– Съезд важен для обсуждения проблем ГМК между предприятиями, профсоюзами и Правительством. На нем также дается возможность работникам высказать свои мысли и пожелания. В принципе, все предложения и поправки к Кодексу о недрах мы летом высказали консультантам МИР и другим государственным органам. Наша позиция к съезду не изменилась.

Если в деталях, то мы надеемся продолжить работу по тексту кодекса, когда его опубликуют. К августу 2016 года проект будет внесен в Правительство. Нам хотелось бы увидеть в документе решение существующей проблемы резервирования земель для целей недропользования. Ряд предприятий сегодня сталкивается со сложностями при расширении контрактных территорий.

Одним из наших концептуальных предложений является включение в кодекс вопросов налогового характера, поскольку в этой части назрел целый комплекс проблем, требующих скорейшего решения. В частности, совместно с министерством мы бы хотели инициировать отмену уплаты бонуса коммерческого обнаружения с целью повышения инвестиционной привлекательности геологоразведки.

Действующий сегодня в этом отношении порядок, на наш взгляд, крайне несправедлив и имеет массу нареканий. Доходит до того, что налоговые органы взимают плату не за подтвержденные запасы, а за прогнозные. Это нонсенс!

Также предлагаем отменить прак­тику уплаты подписного бонуса при заключении контракта на разведку. Этот бонус нужно выплачивать только в рамках действительного перехода на этап добычи. Хотелось бы попросить Министерство нацио­нальной экономики поддержать наши предложения об упрощении про­цедуры получения пониженной ставки НДПИ для низкорентабельных месторождений, без необходимости ежегодного согласования.

– Об инвестициях. Готовы ли иностранные инвесторы вложиться в горно-металлургический сектор республики?

– В стране начинают геологоразведку австралийские, корейские, японские, иранские компании. Только австралийская компания Rio Tinto вкладывает 15 миллионов долларов в геологоразведку в Карагандинской области. Это показывает, что инвесторы готовы прийти в страну, вкладывать в горнорудные проекты, хотя отдача от них может наступить через 7–10 лет.

Сейчас несколько горнорудных и металлургических проектов будут реа­лизовываться с участием китайского капитала. В Актобе турецкая компания Yildirim Holding вложила при поддержке ЕБРР и банка Unicredit 260 миллионов долларов в разработку хромовых месторождений. Российская Polymetal купила права на добычу золота в Казахстане. Поэтому считаю, что наша отрасль привлекательна для мировых инвесторов.

– 15 декабря вы отметили 60-летний юбилей, а возглавляемая вами ассоциация отмечает свое десятилетие. Какое предложение Правительству от представителей ГМК вы сочли бы первоочередным?

– За последние 10 лет в целом ситуация поменялась, и сейчас существенно увеличивается финансовая нагрузка отрасли. Если новая модель Налогового кодекса будет утверждаться в следующем году, то хотелось бы, чтобы Правительство вначале обкатало ее в предварительном режиме в течение определенного времени, чтобы мы могли увидеть ближайшие последствия для отрасли.

Мы в целом считаем, что налоговая нагрузка должна рассчитываться исходя из внутренней доходности отрасли. По данным Всемирного банка, она сейчас одна из самых низких в мире, если смотреть на такие страны, как Перу, Чили, Канада, Аргентина, Швеция. Нам нужно провести налоговые реформы таким образом, чтобы внутренняя доходность проектов ГМК в Казахстане была выгоднее, чем в других странах, и чтобы Кодекс о недрах, который должен обрести силу в 2017 году, оказался лучшим в мире. В итоге это даст новые инвестиции и рабочие места.