Я видела девушку, восемь лет просидевшую в темном погребе — психотерапевт

Невроз стал постоянным спутником казахстанского общества. Отечественный специалист рассказал, как на наших граждан влияет девальвация, религия и гендерное неравенство: одни употребляют алкоголь, а другие вливают собственную мочу внутривенно.  

Кандидат медицинских наук, психотерапевт, врач с 22-летним стажем Жибек Жолдасова возглавляет Центр лечения неврозов и болезни Альцгеймера в Алматы. По ее словам, хотя отношение к психотерапевтической помощи в последние годы поменялось к лучшему, новое напряженное время рождает и новые предпосылки к невротизации и личностным проблемам казахстанцев. Особое место здесь занимают экономические кризисы, возросшая религиозность и неосведомленность людей о собственном здоровье.

Страх отступает, но медленно 

ТОТАЛ: Жибек Алилулаевна, можно ли проследить, как меняется восприятие психотерапевтической помощи в Казахстане?

ЖОЛДАСОВА: Восприятие явно поменялось в лучшую сторону. В 2001 году, когда я только начинала осваивать психотерапию, за помощью обращались единицы, это казалось чем-то сверхъестественным. Люди относились предвзято, совершенно не понимали, зачем нужна психотерапия, но сейчас из года в год обращающихся становится все больше и больше. Причем это хорошо мотивированные люди, настроенные на лечение, что очень радует.

ТОТАЛ: Что повлияло на смену закостеневших мнений, боюсь, возникших из-за советских мифов вокруг карательной психиатрии?

ЖОЛДАСОВА: Изменения произошли, с одной стороны, благодаря глобализации. Мы достаточно открыты миру, идем вперед, зарубежные фильмы, передачи и интернет говорят о том, что помощь психотерапевта не просто нормальна, а занимает важнейшее место в заботе о собственном здоровье. Люди, обращаясь к психотерапевту, получают заметные и позитивные сдвиги в самочувствии, и такие факторы наши граждане отмечают все чаще и чаще. Кроме того, в последние годы в научной литературе и в назначениях соматических врачей — терапевтов, неврологов, ревматологов, эндокринологов, кардиологов и т.д. — явно обозначился разворот в сторону полезности психотерапии. Врачи активно подключают психотерапевтов, и результаты их лечения при поддержке психотерапии становятся намного лучше. Тем не менее некоторые до сих пор опасаются, что это «развод на деньги», хотя психотерапия включена во многие государственные лечебные программы.

ТОТАЛ: В принципе, кажется, что в наблюдении психотерапевта нуждаются довольно много соотечественников. В частности, это пожилые люди, страдающие различными возрастными недугами, и не будем забывать об их родственниках. Вообще, проблема ухода за страдающими, например, болезнью Альцгеймера, у нас практически не освещается. 

ЖОЛДАСОВА: Считается, что 50% родственников, ухаживающих за больными деменцией и болезнью Альцгеймера, находятся, как минимум, в депрессии, а то и начинаются тревожные и панические расстройства, различные неврозы. Как минимум, это бессонные ночи, безусловно, отрицательно влияющие на самочувствие, потому что, когда больной не спит, вся семья не спит вместе с ним. Часто кому-то из членов семьи приходится увольняться с работы, посвящать все дни уходу за больным, что становится огромным стрессом, так как уход очень тяжел и физически, и морально.

ТОТАЛ: Не должно ли государство в лице социальных служб активней продвигать идею психотерапии для возрастных больных, а также инвалидов и их родственников?

ЖОЛДАСОВА: Пока у нас возрастные проблемы, к сожалению, не стоят на первом месте, хотя в мире они на приоритетных позициях.

Лица невроза

ТОТАЛ: Каковы усредненные портреты казахстанцев, прибегающих к услугам психотерапевта? Что именно их мучает?

ЖОЛДАСОВА: В основном это женщины. Мужчины теперь тоже прибегают к помощи чаще, но до сих пор их соотношение к пациентам-женщинам  — один к двадцати. Наиболее распространенный «портрет» — это женщина от 25 до 45 лет, страдающая тревожным расстройством. У мужчин, впрочем, в приоритете тоже тревожные состояния и панические атаки. Сказанное не означает, что мужчины менее склонны к различным профильным заболеваниям, они попросту меньше обращаются и усиленно скрывают свое состояние и эмоции, хотя чувствительность к травмирующим факторам у них та же самая. Из-за большей открытости женщины чаще всего быстро выплескивают эмоции наружу. В нашем менталитете женщине не считается зазорным плакать и жаловаться, тогда как мужчины очень долго держат себя «в рамках приличий», навязанных обществом, и только потом, когда чаша терпения переполняется, пытаются искать помощи — либо следует срыв.

ТОТАЛ: Позволило бы смягчение общественных требований улучшить положение с душевным здоровьем мужчин? Не секрет, что казахстанские мужчины живут чуть ли не на 20 лет меньше женщин, они чаще страдают алкоголизмом и т.д.

ЖОЛДАСОВА: Как ни странно, мужчины более суеверны. Обычно они тянут до последнего, не обращаются к специалисту, а ходят к различным целителям и экстрасенсам. Когда проблему загоняют внутрь, это влияет на здоровье, на организм, что, естественно, служит и причиной раннего ухода из жизни. Влияние невроза достаточно хорошо описано. При стрессовой реакции одновременно происходит сгущение крови, выделение веществ, вызывающих воспалительную реакцию даже при отсутствии инфекции. То есть на фоне стресса автоматически обостряются различные заболевания, поднимается давление, что повышает риск инсультов и инфарктов.

ТОТАЛ: И плюс алкоголизм?

ЖОЛДАСОВА: Да, болезни зависимости чаще проявляются у мужчин. Типичный страдающий неврозом мужчина под давлением общества и стереотипов считает неприемлемым обращение к психотерапевту. Он лучше выпьет один или в компании, что, разумеется, лишь ухудшает состояние. При употреблении алкоголя возникает иллюзия расслабленности и успокоенности, но потом болезнь возвращается с двойной силой.

ТОТАЛ: Можно ли выделить какие-то группы факторов, отрицательно влияющих на уровень неврозов и количество людей, нуждающихся в психотерапии? Из бытовых наблюдений понятно, что это, как минимум, финансовые факторы. В результате девальваций, например, материальное положение казахстанцев значительно ухудшилось, кроме того, ипотечная и кредитная кабала не может, грубо говоря, не давить на психику.

ЖОЛДАСОВА: Социально-политические аспекты очень сильно сказываются на уровне невротизации. Кредиты есть у большей части населения, цены растут, денег не хватает, люди чувствуют себя ущемленными, чувствуют вину перед семьей, которую не могут содержать на прежнем или хотя бы должном уровне, и невротизация значительно увеличивается. Отмечаются «волны»: как только происходит девальвация или резкий скачок цен, словом, что-то негативное происходит в экономике, появляются пациенты с жалобами на то, что они не справляются с ипотекой, с кредитами, им не хватает средств. Ситуация зависит и от того, в долларах кредит или в тенге — люди сильно переживают, когда теряют в деньгах. Серьезные финансовые потери значительно бьют по психике, вне зависимости от пола и возраста пациентов.

В Казахстане болезней старости не существует

ТОТАЛ: Нужно ли усилить популяризацию, быть может, даже пропаганду психотерапевтической помощи? Что это даст?

ЖОЛДАСОВА: Например, у нас очень много гипертоников, чуть ли не треть взрослого населения, чуть ли не в каждой семье есть страдающие этой болезнью. Выяснилось, что, как минимум, у 60% гипертоников недуг начинался с вегетососудистой дистонии (ВСД) гипертонического типа. Диагноз ВСД и нейроциркуляторной дистонии (НЦД) ставят терапевты и невропатологи — это как раз предгипертония на уровне невроза, и если такое состояние вылечить у психотерапевта, не доводя до скачков давления под 170-180, то у человека не будет гипертонии. А значит не будет инфарктов, инсультов, энцефалопатии и деменции. Гипертония существенно повышает риск старческой деменции, поскольку происходит сужение сосудов головного мозга, он постоянно находится в состоянии кислородного голодания, ему не хватает питательных веществ, поэтому нервные клетки снижают свои функции и постепенно начинают погибать. Тогда и появляется слабоумие.

ТОТАЛ: Можно ли сказать, что деменция сегодня помолодела?

ЖОЛДАСОВА: Скорее всего, ее просто стали лучше выявлять. Причем не у нас, а в мире. Как раз собираюсь на конференцию — специально, чтобы поднять этот вопрос при невропатологах. В той же России проблемы геронтологии прорабатываются гораздо эффективней, пациенты получают бесплатное лечение, и, в принципе, каждый невропатолог наизусть знает тесты на выявление деменции. У нас же отчего-то избегают ставить диагноз болезнь Альцгеймера и диагноз деменции. Заменяют их на что-то другое. В нашей стране проблематика старческих болезней практически не освещается. На западе проводится масса исследований, ведется работа с населением. Доходит до того, что в анкетах при ответе на вопрос «какой болезни вы опасаетесь более всего?» люди отвечают: больше всего боюсь Альцгеймера. То есть проблема освещена до такой степени, что обычные люди насторожены, они в курсе. У нас же — полная тишина.

ТОТАЛ: Знаю много историй о том, как родственники больного даже не понимают, что с ним происходит. Человек начинает вести себя странно, агрессивно, может включить газ среди ночи…

ЖОЛДАСОВА: Все верно. Такие проявления часто списывают на старость. Началась забывчивость, нарушился сон — ну что делать, человек стареет. И не придают значения, пока не доходит до галлюцинаций или попыток наброситься на членов семьи с кухонным ножом. Вот тогда идут сразу к психиатру. То есть не ведется системная работа, призванная объяснить, вызвать настороженность по отношению к определенным симптомам, что касается и старческих заболеваний, и детских неврозов, и недугов взрослых.

ТОТАЛ: Что здесь можно изменить?  

ЖОЛДАСОВА: Нужно налаживать психологическую и психотерапевтическую службу. В последние годы в поликлиниках появился штат психологов, который, как мне кажется, оставляет желать лучшего. Хочу сказать, что наличие психологов я, безусловно, приветствую, только мало кто из них умеет работать психотерапевтически и психокоррекционно. Во всяком случае, в отношении деменции они должны уметь расписать интеллектуальный статус, память, когнитивные функции. При неврозе, если с ВСД и НЦД терапевт отправляет к поликлиническому психологу, то тот должен уметь работать и с невротиками.

По кругам ада

ТОТАЛ: Подозреваю, что большинство людей понятия не имеют о наличии у них невроза. Они часто плачут, у них постоянно плохое настроение, болит или кружится голова, но они списывают это на усталость и стресс.

ЖОЛДАСОВА: Не могу не согласиться. Это практически стандарт: обычно до меня доходят пациенты только после прохождения девяти кругов ада. После всех врачей по списку специализаций, целителей, поездок за границу, и в итоге конечная инстанция — психотерапевт.

ТОТАЛ: Причем, если бы пациент знал заранее, был просвещен, он бы сэкономил себе кучу денег, не говоря уже о нервах и здоровье.

ЖОЛДАСОВА: Конечно. Однако первая реакция на слова «вам нужно к психотерапевту», довольно стандартна: «Я что, псих?!». Но если каждый врач начнет говорить о нормальности и необходимости психотерапии, пациенты станут относиться с большим доверием и раньше обратятся к нам. Думаю, нужно изменение отношения к психотерапии на уровне государства, нужна, вероятно, специальная программа, решающая вопросы просвещения.

ТОТАЛ: Сразу вспоминается конец 80-х годов, когда буквально в каждом учреждении появились плакаты о ВИЧ, началась массированная кампания с разъяснениями и внедрением норм профилактики. По данным статистики, заболеваемость резко снизилась, по крайней мере, в развитых странах.  

ЖОЛДАСОВА: Очень хорошо подмечено. В результате массовой пропаганды все заговорили о ВИЧ, поняли опасность, начали приниматься меры, люди элементарно стали соблюдать правила личной безопасности: чаще пользоваться презервативами и т.д. А теперь представьте, что, согласно теории психосоматики и многочисленных исследований, от 30% до 70% пациентов общих поликлиник — это пациенты психотерапевта. 

Токал — невроз, целитель — психоз?

ТОТАЛ: Общество кардинально изменилось за последние 20-25 лет. В нашу жизнь вошли совершенно новые понятия, новые нормы морали. Некоторые из них потенциально повышают уровень тревожности. Что бы вы сказали о так называемом институте токал, в некоторых слоях общества уже ставшем практически узаконенным? Может ли «треугольная» семья служить поводом для неврозов?

ЖОЛДАСОВА: Конечно, любые сложности в интимной жизни влияют на степень невротизации человека. В случае с токал и двоеженством влияют, в первую очередь, на самого мужчину. Как минимум, ему нужно содержать две семьи, а учитывая, что экономическое положение может быть очень нестабильным и могут быть материальные потери, он задумывается о том, что, возможно, придется определяться с предпочтениями. Поскольку муж «ходит налево», он недостаточно внимания уделяет своей законной семье. Существуют, конечно, жены, которые машут рукой: мол, хочешь гулять — гуляй, но таких единицы. Безусловно, законная жена и ее дети будут испытывать постоянный стресс из-за поступков мужа. В неврозе окажется и токал. Большинство токал все-таки надеются, что мужчина разведется и женится на ней вопреки статистике подобных отношений. Получается неврозный «треугольник».

ТОТАЛ: Входят ли в группу риска ультрарелигиозные люди, из тех, что принято называть фанатиками? Еще совсем недавно таких было меньшинство, но сегодня религиозность быстро распространяется, и не всегда, скажем так, законы веры согласуются с правилами заботы о своем здоровье.

ЖОЛДАСОВА: Здесь, скорее, сочетание слепой религиозности и непросвещенности в совершенно элементарных вопросах. С одной стороны, религия не несет ничего негативного — это вариант психологического воздействия, помогающий человеку успокоиться, принять неизбежность некоторых вещей. Религия учит справляться со сложными жизненными ситуациями и жить дальше. Но иногда религиозное воздействие выходит за всякие рамки, творится, с медицинской точки зрения, полная ересь. Я знаю, что множество верующих и их наставников категорически утверждают: не ходите к психологам и психотерапевтам. По пальцам можно пересчитать имамов и православных священников, поощряющих лечение паствы у специалистов.

ТОТАЛ: Конечно, ведь по сути психотерапевт покушается на их прямые многовековые функции.

ЖОЛДАСОВА: Именно. Мы с ними работаем в одной сфере — сфере душевного здоровья. Много сотен лет это была их прерогатива, но тут появилась наука. Иногда деструктивная, скажем так, религиозность доводит буквально до мракобесия. Ритуалы изгнания джиннов, экзорцизм, молитвы десять суток подряд, сидение несколько месяцев в темноте — это то, что происходит не в средние века, а в наши дни, и наносит людям огромный вред.

ТОТАЛ: Вам встречались подобные случаи?

ЖОЛДАСОВА: Да. Я видела девушку, восемь лет просидевшую в темном погребе. Посадили ее туда родственники по совету муллы. У девушки начался психоз с бредом и галлюцинациями. Родственники рассудили, что к психиатру идти страшно, к мулле проще. Мулла на нее посмотрел и сказал: это джинны. Джинны, мол, боятся темноты, посадите ее в темное место, пусть сидит, пока джинны не выйдут. Каждый раз, когда мулла приходил проведать девушку, он заявлял, что джинны еще не вышли, пусть сидит дальше. Так прошло восемь лет. Вы представляете степень страданий этой совершенно беспомощной девушки? Как такое вообще может происходить в современном мире? В конце концов кто-то из родни проявил здравый смысл и настоял на походе к врачу. Я в шутку всегда говорю: лучший экзорцист — это психиатр, потому что самые тяжелые случаи попадают в итоге к нам. Когда не помог ни один мулла, ни один батюшка, идут все равно к нам.

ТОТАЛ: Надеюсь, девушка выжила?

ЖОЛДАСОВА: Она выжила, и на фоне назначенного лечения ей стало значительно лучше. Эта история произошла в области, когда я еще работала в госучреждении, но описанный случай далеко не единичный. Подобные методы «лечения» становятся все более распространенными. Например, когда я закрывала стационар, мы продавали кровати. Разместили объявление, и первыми на него откликнулись сотрудники некоего муллы-целителя. Они сказали: мы расширяемся. Мне, признаюсь, стало страшно.

Родители зарабатывают на болезни ребенка

ТОТАЛ: Напрашивается вывод о том, что если в светскую среду еще проникают минимальные просветительские разъяснения, то религиозная среда изолирована.

ЖОЛДАСОВА: Все верно. Ситуация устрашающая, и я считаю, это нужно как-то контролировать. В советское время все народные целители проходили обязательно освидетельствование у психиатра, чтобы было понятно, насколько они сами здоровы, и только потом получали разрешение на прием больных. А сейчас? Я вспоминаю работу в клинике — буквально волосы вставали дыбом. Вот приводят подростка. Родители говорят: нам чуть-чуть его успокоить, потому что он взбудораженный. Успокойте, чтобы он мог работать. Он у нас целитель! Он у нас по фотографиям лечит, людей принимает. Проблемы людей на себя взял и теперь немного возбужден. А у мальчика психоз. У него бред и галлюцинации, он не спит ночами, кидается на окружающих. У родителей же одна забота: немного его утихомирьте, чтобы он и дальше нас содержал своим целительством.

Еще у моей коллеги был случай тоже с ребенком народным целителем — так там мочу капали внутривенно.

ТОТАЛ: Извращенная уринотерапия?

ЖОЛДАСОВА: Вроде того. То есть наш организм выводит через почки с мочой вредные вещества, а тут их обратно в вену заливают.

ТОТАЛ: С мракобесами все понятно. Какие еще проблемные группы населения можно назвать?

ЖОЛДАСОВА: Например, матери-одиночки, молодые мамы, оставшиеся без поддержки, таких очень много. Как-то я проводила тренинг по психокоррекции в Доме мамы — женщины, которые остаются с ребенком одни, практически все в неврозах. Прекрасно, что появился подобный проект, где их поддерживают материально и психологически, учат уходу за ребенком, дают какие-то минимальные профессиональные навыки, и главное — там молодые женщины находят понимание и утешение. Хотелось бы расширения таких проектов, поскольку нездоровье матерей напрямую отражается и на детях. Вообще же группы населения, нуждающиеся в помощи психотерапевтов и психологов, мы можем перечислять бесконечно.

Чему не учат на уроках самопознания

ТОТАЛ: Возникает вопрос: не нужна ли нам поголовная просветительская программа?

ЖОЛДАСОВА: У нас есть, допустим, уроки самопознания в школах. Раз в неделю один урок, за год их проходит 30-40. По идее за 11 лет учебы из всех детей можно сделать гениев самодиагностики и самостоятельной коррекции. Где же результат? В принципе не очень понятно, что изучается на таких уроках. Самопознание — это вариант психологии, но мы наблюдаем, что современные дети все хуже справляются со стрессами. Вы, конечно, помните трагедии с экзаменами и другие подростковые срывы, их широко обсуждают в прессе. И как мы знаем, дети терпеть не могут эти уроки самопознания, не воспринимают их всерьез, а ведь можно научить выявлять у себя и окружающих тревожные признаки, научить справляться с психологическим напряжением. Сейчас же на детей давят, например, перед ЕНТ, поскольку рейтинг школы выставляется по результатам тестирования, а они не знают, как защитить свою психику от прессинга. То есть изначально отличная задумка реализуется шиворот-навыворот.  

ТОТАЛ: Повышает ли невротизацию отсутствие единой морали и идеологии? Тридцать лет назад общество имело стандартные догмы, по сути, человека от детсада до пенсии вели в общем строю. Сейчас же население делится на религиозных и светских, на поддерживающих власть и ее противников, на празднующих день 8 Марта или день 9 Мая и отрицающих их. Причем эти группы частенько вступают друг с другом в конфронтацию.

ЖОЛДАСОВА: Конечно, сегодняшнее общество сегментировано. Моральный разброд и идеологические шатания, без сомнения, невротизируют. Люди пытаются навязать друг другу свои, часто взаимоисключающие, точки зрения, а единые ценности не вырабатываются. Невротизация наступает, когда человек не в состоянии определиться с нормами поведения. Возьмем глубинку, тех же матерей-одиночек. Гонят забеременевшую дочь из дома, им перед соседями стыдно. Кромешный ужас — отказаться от собственного ребенка, вынудить его, в свою очередь, отказаться от новорожденного. Я видела только одну женщину, которая сказала, что приняла бы дочь и внуков, по-простому выражаясь, принесенных в подоле. А город, между тем, дает иные стандарты. Тут ночные клубы, топики в обтяжку и свобода отношений.

ТОТАЛ: С другой стороны, мы же к этому стремились, стремились к свободному обществу, где каждый имеет право на свою точку зрения, и каждый имеет право сходить с ума по-своему.

ЖОЛДАСОВА: Все так, но получилось, что у свободного общества в приоритете деньги. Мальчики и девочки из аулов приезжают в город, чтобы заработать, чтобы выгодней себя продать. Именно поэтому моральные ценности и не формируются, на повестке дня только материальное. Мы по уши в кредитах, в поисках средств, а на поиски себя нас уже не хватает. И поскольку четкой государственной идеологии нет, в моральном плане каждый действительно варится в собственном котле.

Не ждите тяжелых последствий

ТОТАЛ: В заключение хотелось бы несколько «пожарных» советов. При каких симптомах человек должен немедленно обращаться к психотерапевту?

ЖОЛДАСОВА: Самый ранний симптом расстройств — нарушение сна. Если появилась бессонница и через пару-тройку дней не проходит, нужно, как минимум, идти к психологу. Если нарушения сна происходят у человека молодого или среднего возраста, то это, скорее всего, невроз. То есть здесь нужно разграничивать причины. Конечно, перед экзаменами или если что-то случилось в семье или на работе, мы переживаем, не спим, но когда ситуация разрешается, бессонница проходит. А вот когда отсутствие сна беспокоит постоянно, нужно обращаться к специалисту. За расстройством сна обычно следует снижение настроения, тревожность, прокрастинация (постоянное откладывание важных и срочных дел). Такие состояния нужно купировать, не дожидаясь, пока они перейдут в более тяжелые фазы.

ТОТАЛ: Расскажите, пожалуйста, о методах. Многие боятся, что у психолога и психотерапевта придется выворачивать душу наизнанку перед незнакомым человеком. Можно ли помочь тому, кто не слишком хочет делиться личным, но в помощи остро нуждается?

ЖОЛДАСОВА: Методов работы великое множество. Разговорная психотерапия и психокоррекция — когда вы беседуете со специалистом, рационально находите проблемные моменты поведения и что-то в них меняете. Есть методы, работающие непосредственно с бессознательным, есть НЛП — нейролингвистическое программирование, гештальт-технологии и т.д. Главное, чтобы они правильно применялись. Вы совершенно правы, многие люди не готовы раскрываться вообще, но для них существуют другие методики. В любом случае, специалист найдет подход, даже если человек совершенно замкнут и не желает говорить.

ТОТАЛ: Есть и методики, так сказать, коммерческие.

ЖОЛДАСОВА: Например, очень хорошо, что сейчас появились коучи (специалисты по консалтингу и тренингу), практикующие психотехнологии в массовом, популяризирующем варианте. Коуч — тот же психолог. У нас, правда, коучи умудряются и без соответствующего образования этим заниматься, но ведь их никто не боится? Коуч занимается поверхностным уровнем, помогает изменить себя в рамках запроса: сделать уверенней и мотивированней, стать богатым или выйти замуж за миллионера. Это популярные тренинги, а психотерапевт делает то же самое, но более глубоко, в более тяжелых случаях. К психотерапевту чаще всего приходят люди, уже имеющие клинические состояния, болезнь в рамках международного классификатора. Еще раз хочу подчеркнуть: психология и психотерапия не род шаманизма, не попытка приклеить человеку ярлык «психа» и отправить его «на Каблукова» (улица в Алматы, где расположена психиатрическая клиника – ред.). Это комплекс строго научных и личностных подходов, избавляющий пациента от болезненного состояния, улучшающий качество жизни. Не следует при опасных симптомах полагаться на разговоры с друзьями. Они вам, безусловно, посочувствуют, дадут советы, но по-настоящему поможет лишь специалист. Тем более нельзя полагаться на алкоголь, как у нас зачастую принято, — он лишь усугубит болезнь. Лечитесь вовремя — и все будет в порядке.