Как отечественные археологи меняют казахстанскую историю

– Арнабай Абишевич, над чем работают сегодня современные археологи и вы, в частности?

– Я уже несколько лет работаю в Жамбылской области на городище Кулан, где находится дворец с
шестисотлетней историей. Мы почти завершили открытие дворцового комплекса с прекрасной архитектурой. Стены дворца украшены резной штукатуркой. Там мы и нашли терракотовые человеческие фигурки. Благодаря им, у нас появилось представление о головных уборах и одеждах того времени, мы знаем, как оформлялись дома. Теперь необходимо всё это реставрировать. Недавно мы вскрыли главный вход.

– И что же вы там нашли?

– Во входном тамбуре обнаружилось интереснейшее панно. На нём изображены волк и марал – тотемы тюркских народов. Эти города появились в эпоху Тюркского каганата. Этот дворец для меня – главное открытие в жизни.

– Где-нибудь ещё есть подобные сооружения?

– Такие комплексы встречаются, но этот один из крупнейших. Вы только вдумайтесь: его общая площадь более 2000 кв.м. Пятьдесят четыре комнаты, три входа, два двора и бассейны. Приятный был городок на границе тюрков с маверанахрами…

– Были какие-нибудь находки, которые кардинально изменили ваше представление о древней культуре?

– Я был поражён резной терракотовой штукатуркой. Ведь это доказывает, что древние мастера были лучше современных. Наш евроремонт и рядом не стоял, -восхищённо улыбается археолог. – Невероятное буйство красок и орнаментов. И они прекрасно между собой сочетаются. Это не то, что сейчас: налепят красивости, но не о какой смысловой нагрузке не может быть и речи – просто узоры. А там настоящая картина. Это и есть культура.

– Как археологи определяют, где им надо копать? Или вы работаете на удачу?

– Наш источник вдохновения – это сравнительный анализ из многих источников: древние книги и карты, другие информационные материалы. Многие города мы не трогаем. Главное для нас не просто копать, а сохранить эти города для потомков. У нас почти все города построены из глины. И если их не отреставрировать, то они просто разрушатся. Вопрос состоит в консервации и реставрации таких объектов. Но мы про это только говорим. И пока ничего не делаем...

– Ну и как же тогда сохранить историческое наследие для будущих поколений?

– У нас есть «Казреставрация». Но, к сожалению, там сейчас осталось мало профессиональных
реставраторов – одни строители. А настоящую или как мы говорим «чистую» археологическую реставрацию у нас никто не может провести. Когда-то был НИИ реставрации, но многие профессионалы уехали, а те, кто остался, сменили работу.

– Разве в Казахстане не готовят реставраторов? Ведь у нас для них непочатый край работы.

– У нас есть вузы, занимающиеся подготовкой реставраторов, но это не та школа. Это очень тяжёлая работа, но зато благодарная. Материал, выходящий из-под рук профессионала, остаётся на века. Те реставраторы, которые есть, халатно относятся к работе: все материалы восстанавливаются современными технологиями. Но это уже не реставрация, а отмывание денег.

– А где у нас проводятся реставрационные работы?

– Вот, например, в Талгаре они входную башню сделали. Но это же ни в какие ворота не лезет! Это кощунство над историей. Древние культуры надо уважать, ведь они создали неповторимую самобытную культуру. И что мы будем потомкам показывать? Посмотрите, как советские учёные-реставраторы поработали в Самарканде, Бухаре и Коканде. Сколько прекрасных работ! Тогда наука шла впереди, а не позади, как сейчас. Когда речь идёт о реставрации средневековых памятников, археологи обязаны участвовать в работе, а наши реставраторы сами по себе. Они делают всё, что им взбредёт в голову.

– Арнабай Абишевич, вы нанимаете людей для раскопок или сами копаете?

– Мы нанимаем студентов, которые хотят в дальнейшем заниматься археологией. Но чаще используем местных жителей, которые за работу берутся с радостью, тем более, что мы им платим.

– И как справляются местные жители? Ведь они ничего не понимают в археологии...

– Нормально справляются. В Отраре, например, раскопки – частое дело. И местные жители уже подналовчились, работают аккуратно. К тому же, все раскопки проходят под контролем археологов, потому что надо различать слои глины, которые в прошлом могли быть строением или чем-то иным.

– А студенты горят желанием выезжать на раскопки?

– Молодёжь хочет заниматься археологией, но не все понимают, что это не романтические поиски сокровищ, а серьёзная наука, требующая знаний и анализа. Ведь у нас очень сильная школа. Археология – для души, как и любая наука.

– Куда попадают ценные находки?

– Большинство из них после изучения отправляются в музеи по месту обнаружения. Сейчас, например, в Шымкенте, Уральске и Таразе есть прекрасные музеи. Некоторые находки мы передаём в Центральный музей. Но вот как работают местные музеи, это ещё вопрос.

– В каком смысле?

– Многие сотрудники музеев не имеют исторического образования. Это люди с улицы. Они иногда даже не понимают, откуда эти вещи. А надо, чтобы народ знал. Музеи – это часть духовной культуры, и если у тебя нет духовности, то дальше носа ты ничего не увидишь.

– Государство вас как-то поддерживает или всё на голом энтузиазме?

– Благодаря президенту работает программа «Культурное наследие». С этой программой мы и открыли новые памятники. У нас сейчас три вида финансирования – целевое, базовое и гранты. В этом году несколько раз наши сотрудники участвовали и выигрывали. Но, к сожалению, грантовое финансирование поступает с задержкой. В этом году деньги поступили в октябре, когда работать в Центральном Казахстане невозможно, там уже снег пошёл. Целевые средства идут на зарплаты сотрудникам. А что касается базового финансирования, то на эти деньги содержатся административные сотрудники, до нас оттуда почти ничего не доходит.

– А частный бизнес или просто богатые люди оказывают поддержку отечественной археологии?

– К сожалению, у нас до сих пор не развито меценатство. В 90-х годах я работал с французами. Их тогда спонсировала крупнейшая французская нефтяная компания «ELF Lubricants». А у нас нет крупных компаний, нет материально обеспеченных людей? Мы ведь бюджетная организация, работаем на бюджетные деньги, и их всегда не хватает.

– Каким образом на чёрном рынке нередко всплывают артефакты? У нас никто ничего не контролирует?

– Курганы и памятники истории сегодня грабят. Оттуда ценные экспонаты попадают в подпольные магазины и антикварные лавки. А затем уходят в руки частных коллекционеров, порой даже не наших. Выяснить, кто сдал артефакты в магазин, невозможно. За всеми памятниками не уследишь, хоть тысячу караулов поставь. Это же степи. Я, например, слышал, что некоторые богатые люди оформляют свои дворы балбалы. Это каменные статуи умершего человека. Они думают, что это экзотично. И если мы будем такими космическими темпами уничтожать памятники, то у нас уже через пятьдесят лет ничего не останется…